Лондон против всех

Я задумывал построить храмы, но взял и помер,
Воскресившему меня шаману я сунул воблу.
Я надеялся прийти в Каноссу, попал в Житомир,
Я бил в колокола, я бил в набат, случалось, даже по лбу.
Коль мы в колбе своей тоски, почти как будто кобальт,
Всё имущество с собою, совсем, как у номада:
Ломоносовский фарфоровый сервиз с сеткою кобальт,
Выцветшая фотографии, сухарь и три ручных гранаты.
Из варяг в греки, конечно, да,
Но вот обратно возвратится только тот, кто пил на брудершафт с фантомом.
Одного такого знаю я: он носит ватник словно ратник,
А в поле ходит в панцире картонном.
Моё призвание - цыган, моя реальность параллельна,
Система кажется проста, хотя работает хитро.
Последнее воспоминание - это звуки колыбельной,
Ну а потом одно мотание: от Пулково до Хитроу.
Я мимикрировал, зондировал, зомбировал, но тщетно,
Альтер-эго мой трещал по швам, блевал и матерился.
И вот я в том краю, где солнце бьёт, как прожектор,
Родина-мать ещё зовёт - она на это мастерица.

Ты смотришь в зеркало не в силах осознать,
Кто пред тобой стоит.
Ты прошёл долгий путь, но ты не помнишь как,
И ты снова средь своих,
Во всяком случае на вид, oh shit.

Чего хвалиться, за спиной только рюкзак и долги,
Фигура с ржавой косой, но очень экологически нечистый район.
Поверь, я стал бы запросто другим,
Но у меня напасть: к России почти что аллергия.
Освободившись от иллюзий, что меня здесь кто-то любит,
Я стал творить, что захочу, пускай господь меня судит.
Я пополняю широких масс свой словарный запас,
Который до сих пор так беден, как пресловутый средний класс.
Коэффициент трения у меня с властями, как у стали по льду,
Я до сих пор себя ловлю на том, что вечно озираюсь.
Собаки Качалова и Павлова пока пусть вместе воют на луну,
А я за это время, может быть, испугаюсь и покаюсь
В том, что имел всё, что бегало, пил всё, что горело,
Рэп распространялся эболой в стране беспредела.
Но это вряд ли, я пока не изменился ни капли,
Меня пока всё так же тянет на эту плоскую местность -
Северо-запад, то есть, в общем, на одни и те же грабли
Я наступаю под одну и ту же странную песню.
Я слышу, как о стенки мозга с силой лупит ***
*** флаг кумачом цвета чилийского перца.
Моя широкая и русская душа
Не влезает в моё узкое еврейское сердце.
На меня всё так же давят, задают вопрос, зачем читаю рэп,
Когда я бы мог всем на радость, мол, завывать под сурдинку.
Пойми, мой сильный вид самозащиты - не карате,
Всего лишь способ оттянуться под алкоголь и сардинку.
Могу ещё пофилософствовать, но это порок,
Ведь ты давно уже ждёшь знакомых тактов припева.
А в общем всё идёт по плану, как заметил пророк,
Но застаёт тебя врасплох, как неожиданный хук слева.

Ты смотришь в зеркало не в силах осознать,
Кто пред тобой стоит.
Ты прошёл долгий путь, но ты не помнишь как,
И ты снова средь своих,
Во всяком случае на вид, oh shit.

Мне говорят, я дефективный, но дефект дефекту рознь, я не хотел бы
Откровенно врать, сказав, что всё в порядке,
Зачем мне это? Я плевал на вашу липовую политкорректность,
*** что нынче на грядке.
Если бы я пробежал все метры мной набросанных строк,
Я бы харкнул кровью в платок, мне бы орден дали посмертно.
Да, я зависимый от микрофона, и это мой рок,
Или болезнь, зови как хочешь - что ни скажешь, всё верно.
Противотанковые заграждения на куполах церквей,
В потёмкинских деревнях мы так и бродим в потёмках.
Пока мы хоть судорожно, и всё ж держались корней,
Мы были людьми, хотя это понятие ёмко.
А ныне всё изменилось, пусть и самую малость:
Кому оказана милость, тому чего-то досталось,
Один лишь я всё, как и раньше, разгребаю дерьмо,
А из него каким-то образом выуживаю рифмы.
Не надо выжигать на мне клеймо, впрягать меня в ярмо.
Зачем им я, наверх глядящий, как сквозь модную элиту?
Я знаю, что вместо меня должен быть кто-то другой,
И всё-таки двигаюсь вперёд, наощупь и почти вслепую.
Я враг народа, дезертир, нонконформист и изгой,
Но я плюю в микрофон, а значит, существую.

Ты смотришь в зеркало не в силах осознать,
Кто пред тобой стоит.
Ты прошёл долгий путь, но ты не помнишь как,
И ты снова средь своих,
Во всяком случае на вид, oh shit.